ЦАРСКАЯ И МАГИСТРАТСКАЯ ВЛАСТЬ В ДРЕВНЕМ РИМЕ: САКРАЛЬНО-ПОЛИТИЧЕСКОЕ СОДЕРЖАНИЕ

Сакрально-политическое содержание царской и магистратской власти проанализировано в двух аспектах: рассмотрены религиозные полномочия царей и магистратов и те процедуры, в ходе которых они получали эти полномочия наряду с политическими (inauguratio царей, renuntiatio консулов, dictio диктаторов). Сакрализация личности правителя в Риме не получила развития, что сближает рассматриваемые варианты, поскольку божественная санкция относилась к власти и ее полномочиям, а не к ее носителю. Важным отличием являлась утрата магистратской властью сакрального характера, присущего царской власти. Об этом свидетельствует отсутствие отдельного этапа «божественной» инвеституры, что заметно облегчило плебейской верхушке ее борьбу за допуск к магистратурам.

Ключевые слова: Рим, цари, магистраты, религиозные полномочия, инавгурация, выборы.

По общему убеждению античных авторов, магистратура консулов в политико-правовом отношении являлась наследницей царской власти1. По словам Тита Ливия, «началом свободы скорее следует считать установление годичной консульской власти, чем какое-либо уменьшение царской, ведь все (ее) права, все ин-сигнии первые консулы сохранили»2. Несомненно, здесь сказалось явно выраженное стремление римских историков, повлиявшее и на греческих, подчеркнуть легальный характер перехода к Республике. В частности, подчеркивалось, что начало республиканскому правлению положили лица, облеченные законными полномочиями: Брут, созвавший народное собрание для отрешения Тарквиния от власти, имел такое право, будучи магистром целеров3, а выборы первых

© Сморчков А.М., 2011

консулов провел префект Города Лукреций4. В рассказе Дионисия последний, к тому же, был назначен междуцарем5, что придает событиям еще более легальный характер, ведь задачей этой должности как раз являлось восстановление высшей власти в случае ее перерыва. Более того, утверждалось, что еще Сервий Туллий задумал отказаться от царской власти, по запискам которого, мол, и было проведено изменение формы правления6. Конечно, общее убеждение в принципиальном сходстве магистратской и царской власти исходило из серьезных оснований. Но столь же уверенно можно утверждать, что и различия должны быть значительны и даже, пожалуй, принципиальны.

Исследование царского периода сталкивается с серьезными источниковедческими проблемами, поскольку основывается на весьма поздней традиции и на аналогиях с другими регионами. Обусловленное этим отсутствие жестких верифицирующих критериев привело к появлению многочисленных гипотез по каждому вопросу, столь же логичных, сколь и недоказуемых. Но мы можем, по крайней мере, установить, как сами римляне воспринимали царскую власть, от которой их отделяло несколько веков, а затем уже попытаться выявить в этих представлениях возможную историческую реальность. По справедливому наблюдению В. Кункеля, при изучении царского периода особое внимание следует обращать на те элементы античной историографии, «которые не соответствуют республиканским понятиям, которые были приняты вынужденно, поскольку они происходили из прочной древней традиции, или которые были ими (античными авторами. — А. С.) неправильно поняты и отодвинуты в сторону, поскольку они не знали, что с этим де-лать»7. Именно религиозная сфера, отличающаяся особой консервативностью и тесно связанная со всеми сторонами жизни общества, предоставляет наилучшие возможности для такой реконструкции.

Религиозные функции настолько нерасторжимо были связаны с царским саном, настолько считались важными с точки зрения архаического общества, что после ликвидации этого сана в политическом отношении была создана особая жреческая должность царя священнодействий (rex sacrificulus или sacrorum)8. Таким образом, царская власть в древнем Риме имела самостоятельное сакральное значение помимо того, что цари обладали значительными политическими полномочиями в религиозной области и стре-

мились ее контролировать, а также могли дополнительно занимать те или иные жреческие должности. Есть некоторые свидетельства, что античным авторам не было чуждо восприятие царской власти как сакральной самой по себе. Плутарх приписывает Тиберию Гракху примечательное утверждение: «Царская власть не только соединяла в себе все должности, но и величайшими обрядами посвящалась божеству» (Plut. Tib. Gracch. 15). Цезарь на похоронах своей тетки Юлии, возводя ее род по матери к царям, говорил о некоей «священности» царей (sanctitas regum: Suet. Iul. 6). Явно из представлений о сакральном характере личности римского царя исходил Сервий, утверждая, что Тарквиния Гордого нельзя было убить «из-за религиозных препятствий, ведь он был царем священнодействий» (Serv. Ad Aen. VIII 646). По всей видимости, Сервий имел в виду комплекс специфических обязанностей, исполнявшихся царями, а не собственно жреческий сан, поскольку, по единодушному утверждению традиции, он был учрежден после изгнания царей (для исполнения этих обязанностей). Именно они придавали царской власти особый сакральный характер9.

Конечно, царская власть эволюционировала, соответственно, ха рактер ее при так называемой латино-сабинской династии и при этрусской различался, как и стадии общественного развития при этих династиях («вождество» и ранняя государственность). Сакральный характер царской власти при латино-сабинской династии общепризнан в науке10. Но сакрализация личности правителя, сказавшаяся на изображении в традиции Ромула и Нумы, в Риме не получила развития. Здесь скорее следует говорить о сакрализации самой власти, ее полномочий, должности и титула царя. Такое положение делало второстепенным вопрос о личности носителя этой власти, что облегчало приход к власти чужеземцев. Ведь, согласно традиции, большинство римских царей (Ромул, Тит Таций, Нума Помпилий, Тарквиний Древний и Сервий Туллий) были чужеземцами, а оставшиеся три — внуками переселенцев (Тулл Гостилий, Анк Марций и Тарквиний Гордый). Вполне возможно, что за этим стоит определенная историческая реальность. Правление чужеземцев в немалой степени способствовало разделению политических и религиозных полномочий, ибо сакральность базируется главным образом на автохтонности и обычае. Зато весьма важным оказывалось соблюдение преемственности самой власти, причем важным пре-

жде всего в сакральном отношении, что обусловило появление такого специфически римского института, как «междуцарствие», сохранявшего реальное значение и в республиканской политической системе.

Переход к Республике продолжил наметившуюся при царях тенденцию к разделению религиозных и политических функций, придав ей новое качество. Республиканская магистратура, конечно, унаследовала от царей ряд полномочий в религиозной области. Но принципиальной чертой стала утрата ею сакрального характера, присущего власти царской, которая превратилась в новую жреческую должность царя священнодействий. Магистратские религиозные акты (ауспиции, обеты, жертвоприношения и т. п.) по сути повторяли такие же действия частных лиц, хотя на ином уровне и в иных масштабах11. Ничего, что свидетельствовало бы об особом сакральном характере магистратской власти, в них нет. Полномочия магистратов, связанные с религией, не делали их жрецами, более того, были тесно связаны с их политическими функциями и вытекали из них.

Особо следует сказать о диктатуре, чья власть была наиболее близка царской. В историографии довольно широко распространены представления о раннереспубликанской диктатуре как о магистратуре с особым сакральным и даже магическим характером12. Однако религиозные полномочия диктаторов не представляли собой нечто особенное и уникальное, принципиально отличное от таковых у высших ординарных магистратов. Наиболее показательны полномочия диктаторов, специально назначенных для осуществления религиозных задач: для учреждения нового ритуала (sacrum novendiale), для проведения игр и Латинского празднества, а также для осуществления обряда «вбития гвоздя»13. Всего известно девять таких случаев (считая вместе с сомнительными). Но все диктаторы такого рода выполняли поручения, которые относились к компетенции ординарных магистратов, главным образом консулов. Использование здесь диктаторской власти, к тому же редкое, явно было следствием особых обстоятельств. Такие диктаторы ничем не отличались от других диктаторов для осуществления конкретной задачи (dictatores imminuto iure), в частности, для проведения электоральных комиций. Их назначали для выполнения обязанностей, входивших в консульскую компетенцию, если по каким-либо при-

чинам те не могли быть исполнены обычным порядком. Выделение сакральных функций из единого диктаторского империя — явление того же порядка, что и выделение электоральных. Более того, гораздо чаще сенат или народ особым распоряжением поручал исполнение какой-либо задачи религиозного характера ординарным магистратам, не прибегая к назначению диктатора для этой цели.

Конечно, власть всегда вызывает чувства, в которых присутствует религиозная сторона. В античной традиции имеются некоторые указания, хотя крайне малочисленные, свидетельствующие, в какой-то степени, о восприятии магистратской власти как сакральной. В частности, Цицерон в третьей речи против Катилины, опровергая сомнения в законности наказания претора Публия Лентула, участника заговора, утверждает, что, поскольку тот сам отказался от должности и стал частным лицом, благочестие (religio) не помешает покарать его (Cic. Cat. III 15). Создается впечатление, что лицо, облеченное магистратской властью, находилось под религиозной защитой. Впрочем, здесь же Цицерон вспоминает о событиях 100 г. до н. э., когда после объявления сенатом чрезвычайного положения был убит претор Гай Главция, чей срок полномочий еще не закончился. О какой-либо религиозной специфике можно говорить лишь в случае выступлений воинов против своих полководцев, которым они приносили клятву верности. Но здесь, несомненно, сакральное значение имела сама клятва (см., например, Liv. II 32.1-2), что не относится напрямую к анализу магистратской власти. Также представляет интерес замечание Тацита о Секулярных играх: отметив, что забота об их проведении возлагалась на Сивиллиных жрецов, он при этом подчеркнул, что обряды осуществлялись преимущественно теми из них, кто на тот момент был магистратом (Tac. Ann. XI 11), т. е. подчеркнул особую религиозную значимость политических полномочий.

Вряд ли приведенные высказывания можно считать ясными и бесспорными свидетельствами в пользу восприятия магистратской власти как сакральной. В них самих нет ничего удивительного — власть всегда обладает в той или иной степени религиозным содержанием. Здесь сказывается и сознательная политика власть предержащих, и неосознанное почитание чьего-либо превосходства со стороны подчиненных. Но это не исключает качественных различий в религиозном содержании политической власти, что за-

метно при сравнении царей и магистратов в древнем Риме. Если царская власть явно имела сакральный характер сама по себе, то для магистратской можно говорить лишь о некоторых пережитках такого восприятия, а в целом ее сакральное содержание определялось дополнительными религиозными обязанностями, связанными с политическими полномочиями. В пользу этого вывода говорит отсутствие религиозных полномочий, принадлежавших исключительно консульской или любой другой магистратуре, в отличие от царской власти.

Еще один важный материал для сравнительного анализа дает сопоставление процедур принятия царской и магистратской власти. В процедуре утверждения нового царя, как ее изображали античные историки, явно имелось божественное «одобрение» личности, предлагаемой на высшую должность. В рассказе Ливия об инав-гурации второго римского царя авгур в ритуальной формуле спросил Юпитера, угодно ли богам (si est fas), чтобы царем стал именно Нума Помпилий14. Согласно Дионисию, кандидатура должна была пройти одобрение сената и народа, а также через ауспиции получить согласие богов. В случае неблагоприятных знамений, равно как и отказа со стороны сената или народа, назывался второй кандидат в цари, третий, и так до тех пор, пока он не удовлетворял всем человеческим и божьим требованиям (Dionys. IV 40.2). Идея божественной инвеституры здесь выражена весьма наглядно. Хотя о возможности альтернативных кандидатур сообщает лишь Дионисий, но и рассказ Ливия и Плутарха об испрашивании воли богов по поводу конкретной личности (Нумы) предполагает такой вариант, пусть даже теоретически.

Насколько можно доверять поздней традиции? Есть, несомненно, резон в утверждении Т. Моммзена, что обряд инавгурации царя античная историография изображала по образцу инавгурации республиканского царя священнодействий15. Действительно, трудно представить, каким образом и почему могла сохраниться до первой фиксации память о процедуре назначения нового царя. О самой инавгурации республиканского царя священнодействий известно следующее: кандидата выбирал верховный понтифик16; инавгу-рация царя-жреца и фламинов проходила в присутствии коллегии понтификов на так называемых калатных комициях (Gell. XV 27.1), которые являлись особым видом комиций (куриатных или центу-

риатных) для решения вопросов, связанных с религией; в обряде инавгурации жрецов участвовали авгуры17.

Таким образом, кандидатов намечали, по всей видимости, понтифики, после чего окончательный выбор осуществлял верховный понтифик, а его кандидата инавгурировал авгур в присутствии коллегии понтификов на калатных комициях18. Но что значит «на калатных комициях»? Их роль совершенно неясна (здесь уместно вспомнить приведенную в начале статьи мысль В. Кункеля), поскольку нет данных о каком-либо положительном участии калатных комиций в процедуре инавгурации жрецов19. Граждане не участвовали ни в выборах царя-жреца, ни в утверждении их результатов, ни в обряде инавгурации, являясь, получается, просто зрителями или свидетелями обряда. Но если обратиться к царскому периоду, то созыв комиций при избрании царя приобретает смысл и значение, поскольку именно на собрании курий избирался новый царь (или, скорее, утверждался избранник сената), после чего он поднимался на Капитолий для получения согласия богов. Именно так вполне могло обстоять дело в обществе, в котором взаимодействовали военный вождь (рекс), совет старейшин (сенат) и собрание воинов (комиции). Гадание о воле богов было тесно связано с решением комиций и совершалось сразу же вслед за ним, поэтому присутствие народа при инавгурации, в ожидании объявления воли богов, вполне естественно и ожидаемо.

Следовательно, при всех возможных оговорках, мне представляется, что обряд инавгурации царя священнодействий повторял обряд инавгурации царя, а не наоборот. Это соответствие (царь ~ царь-жрец ~ жрецы-фламины) говорит в пользу тезиса о жреческом характере самого царского сана, что и явилось одной из причин создания специальной жреческой должности после ликвидации политической царской власти.

Религиозным базисом политических полномочий магистратов являлось право на ауспиции. Оно давало религиозную санкцию государственным актам, уверенность в помощи богов, тем самым повышало авторитет и действенность самой власти. Все это имело особое значение для республиканской политической системы с ее неразвитым аппаратом принуждения по отношению к согражданам, что делало крайне важным их согласие с решениями и действиями руководителей. Соответственно, для определения сакрально-поли-

тического характера республиканской магистратуры необходимо выяснить источник права на общественные ауспиции, что позволит установить, имело ли место в процедуре легитимации магистратской власти «одобрение» со стороны Юпитера личности новоизбранных магистратов (так называемая божественная, или сакральная, инвеститура), подобно личности царей.

Эквивалентом царской инавгурации для республиканских магистратур некоторые исследователи фактически признают первые ауспиции, проводимые магистратом на рассвете дня вступления в должность20, рассматривая их как испрашивание магистратом от Юпитера подтверждения своего права на эти же ауспиции21 либо как одобрение личности новоизбранного магистрата22. В обоих вариантах речь идет об отдельном этапе легитимации власти — получение инвеституры от Юпитера, что, казалось бы, является искомым религиозным актом вручения права на общественные ауспиции. Однако те же исследователи признают, что уже факт проведения первых ауспиций свидетельствует о наличии у новоизбранного магистрата права на них, которое, соответственно, было получено им ранее. Вызывает сомнения и сама идея о принципиальном отличии первой ауспикации магистратов от ауспиций при других магистратских общественных актах23: ведь предполагаемое подтверждение права на ауспиции или одобрение личности избранного магистрата касалось не будущего действия, как при обычной ауспикации, а уже состоявшегося, причем действовало год, а не один день.

На мой взгляд, первая ауспикация относилась к обычной практике проведения ауспиций перед началом любого важного дела, каковым, несомненно, являлось торжественное вступление в должность24. Процедура, цели и результаты проведения ауспиций принципиально отличались от царской инавгурации, которую можно рассматривать в качестве «божественной инвеституры». Инавгурацию, как отмечалось, осуществляли авгуры, а будущий царь играл при этом подчиненную роль; ее действие было пожизненным; она происходила в день выборов в присутствии граждан. Всего этого не было при первой ауспикации: ее проводил в одиночестве сам новоизбранный магистрат, используя лишь помощника, перед рассветом дня вступления в должность, который, как правило, не совпадал с днем избрания, а ее действие было ограничено во времени одним днем25.

Некоторые исследователи видят «божественную инвеституру» в ауспициях перед электоральными комициями, считая, что с их помощью магистрат, руководивший выборами, вопрошал богов по поводу каждого кандидата26. Это опять же необычно для римской ауспикальной практики, ключевой вопрос которой можно сформулировать примерно так — «si est fas hodie еат rem facere»27, т. е. ответ богов, ожидаемый при ауспициях, относился к конкретному действию в день проведения ауспиций, а не к личности, тем более на длительный (годичный) срок. Если вопрошание богов по поводу личности будущих консулов когда-либо имело место, то в таком случае придется предположить на каком-то этапе кардинальное изменение ауспикальной процедуры, выразившееся в изменении вопроса, обращенного к богам. Но здесь не выйти из области умозрительных гипотез. Думаю все же, что ауспикальная процедура в Риме, консервативная как всякий религиозный акт, всегда была единообразна, т. е., как уже отмечалось, у богов испрашивали согласия на осуществление конкретного действия в конкретный день. К тому же нигде не упоминается, чтобы руководитель электоральных ко -миций ссылался на волю богов, высказанную через предварительные ауспиции, как на причину отказа кандидату.

Тем не менее ауспиции перед электоральными комициями, действительно, имели особое значение, создавая, по образному выражению, сакральный фундамент должности новых магистратов28. Но на электоральных комициях имела место еще одна ауспикальная процедура — жеребьевка при объявлении победителей (renuntiatio). Момент формального объявления итогов голосования (renuntiatio) был ключевым в процедуре избрания новых магистратов: без этого выборы считались недействительными независимо от их реального результата. С ренунциацией Дж. Линдерски связал получение права на ауспиции (пассивного, по его выражению)29. Подобную мысль высказывал и А. Магделен30. Однако и Линдерски, и Магделен, признанные авторитеты в области исследования ауспиций, все же не стали развивать эту идею, ограничившись краткими замечаниями практически без аргументации. Главное внимание они уделили первым ауспициям консулов при вступлении в должность (см. примеч. 21-22), причем Магделен считает, что со временем центр тяжести сакральной инвеституры сместился в пользу ауспиций перед вы-борами31.

На мой взгляд, две эти ауспикальные процедуры (перед коми-циями и при ренунциации) в совокупности и являлись источником магистратских ауспиций32. Из этого следуют два принципиальных вывода. Прежде всего, следует отметить, что при всем религиозном значении ренунциации ее нельзя назвать особым ритуалом наделения правом на ауспиции, ведь ауспиции оказываются включенными в иной, политический, акт. В итоге получение магистратом религиозных полномочий фактически зависело от получения им политических полномочий, что полностью соответствует выявляемой и в других областях соподчиненности этих двух сфер. Отсутствие отдельной «божественной» инвеституры заметно облегчало доступ к политической власти. При таких условиях не могло сложиться особой социальной группы, которая монополизировала бы руководство обществом, в том числе апеллируя к божественной санкции. Важно отметить, что Юпитер «одобрял» выбор гражданского коллектива, «одобряя» день проведения его собрания (через ауспиции перед ко-мициями) и результаты (через ауспикальную процедуру жеребьевки), но не «высказывался» по поводу личности новых магистратов. Определение личности носителя власти было делом гражданского коллектива, являясь исключительно его прерогативой.

Другим важным выводом является то, что сакральная основа магистратской власти каждый раз создавалась заново, причем при активном участии гражданского коллектива. Соответственно, не было передачи полномочий от предшественника преемнику, что также не способствовало возникновению представлений об особых привилегиях отдельной группы, а именно той, которая обладала властью изначально. Все это, несомненно, помогло плебеям добиться осуществления своих политических требований, позволило реализоваться характерной для полиса тенденции — несколько условно ее можно назвать демократической. Отсюда следует, что в принципиальном плане плебеи имели право на общественные ауспиции, реализовав его после получения доступа к магистратурам вследствие политической реформы.

Однако следует сделать важное уточнение: хотя передачи полномочий от предшественника преемнику не было, все же сакральная полноценность новых магистратов во многом определялась сакральной полноценностью власти и действий руководителя электоральных комиций, т. е. зависела от религиозных условий прове-

iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.

дения политического акта. В этом смысле можно говорить о передаче права на ауспиции, ибо было важно, кто организует этот акт. Соответственно, порой возникали опасения передать неполноценные ауспиции и стремление «обновить» их в случае таких опасений, чему служил, в частности, институт интеррегнума. Его содержанием являлась организация безупречных с точки зрения ауспикального учения выборов новых магистратов, т. е. процедуры, в ходе которой предоставлялись общественные ауспиции. Только в таком «усеченном» виде можно говорить о «божественной инвеституре» магистратов. Видимо, подобного рода ограничение полномочий высшего магистрата в его отношениях со сверхъестественным миром от лица общины являлось одной из важнейших особенностей новой политической системы, установленной после изгнания царей, чья власть имела весьма обширную сакральную сторону. Это означает признание относительной секуляризации политической власти при Республике. Но здесь же наблюдается и определенная преемственность между концепциями царской и республиканской власти: божественная санкция относилась к власти и ее полномочиям, а не к ее носителю.

До сих пор речь шла об избрании магистратов, т. е. должностных лиц с правом на осуществление общественных ауспиций. При избрании плебейских должностных лиц, данным правом не обладавших, имела место только жеребьевка триб. Не будучи освящена общественными ауспициями, ибо плебейские трибуны ими не обладали, она не могла иметь того важного ауспикального значения, каким жеребьевка обладала при ренунциации магистратов. Однако наличие такой процедуры при избрании плебейских должностных лиц вполне могло стать сакральной базой постепенного сближения их статуса с магистратским.

Опять-таки особо следует остановиться на процедуре назначения диктатора ^юйо). В историографии представлено мнение, что имеются параллели между назначением диктатора и инавгурацией жрецов33. На мой взгляд, различия, причем сущностные, слишком велики, а сходство — поверхностно и внешне, чтобы обойтись указанием на некоторые похожие черты этих ритуалов34. Жреческая инавгурация, как отмечалось выше, проходила днем в присутствии коллегии понтификов на калатных комициях, подразумевала соучастие авгуров, в то время консул один проводил ауспиции в ночной

тишине, после чего назначал диктатора. Каким образом консул объявлял затем имя диктатора — неизвестно, но, видимо, такое объявление не предполагало в качестве обязательного элемента публичность, хотя и не исключало ее. По крайней мере, при чтении рассказа Ливия и Диона Кассия о назначении диктатора в 310 г. до н. э. возникает впечатление, что консул Кв. Фабий объявил диктатором своего личного врага только сенатскому посольству (Liv. IX 38.14; Dio Cass. VIII 36.26). Назначение диктатора втайне от народа с ведома одного лишь сената подчеркнуто в истории Спурия Мелия35. Все это явно отличается от торжественной процедуры инавгурации. Еще одним важным отличием являются результаты актов dictio и inaguratio: в первом случае предоставляли политическую должность на срок не более шести месяцев, во втором — жреческое достоинство пожизненно. О чем мог спрашивать богов консул при назначении диктатора: о его личности или же, как обычно, о согласии богов на совершение политического акта? В источниках нет никакой информации по этому поводу, соответственно, нет оснований предполагать здесь принципиальные отличия от обычной ауспикальной практики. Сакральное содержание процедуры dictio, на мой взгляд, не имело никаких особенностей по сравнению с любым другим магистратским, прежде всего, консульским, актом36.

Таким образом, при возникновении магистратской власти в начале Республики — для древности власти по-настоящему уникальной — был совершен коренной переворот и в ее религиозном «оформ лении». Был резко понижен по сравнению с царским ее сакральный статус, что позволяет говорить об определенной десакрализации осуществления властных полномочий. О том же свидетельствует незначительный объем религиозных обязанностей и прав консульской власти по сравнению с царской. Ввиду консервативности религии такое положение следует признать результатом резкого («революционного»), а не эволюционного, изменения полномочий высшей власти, что резонно связать с изгнанием царей и произведенными при этом изменениями, которые затем уже зафиксировались как традиционные. Эта «революция» была обусловлена логикой борьбы аристократии с царской властью, имевшей сакральный характер, но в дальнейшем она сыграла с патрициями «злую шутку», облегчив лидерам плебса доступ к политическим должностям. Сложно сказать, насколько точно поздняя традиция отразила суть патрици-

анско-плебейского противостояния, но показательно, что попытки патрициев апеллировать к религии для защиты своих привилегий изображены ею весьма малоэффективными, да и гневом богов патриции грозили, как правило, за нарушение (вследствие плебейских притязаний) требований ритуала, а не политической практики. Так что римские боги не выступали в качестве гарантов политических институтов и обычаев, что, на мой взгляд, является одним из принципов религиозно-политической организации цивитас.

Примечания

il 12

Kunkel W. Zum römischen Königtum // Idem. Kleine Schriften. Weimar, 1974. S. 347.

Liv. II 2.1-2; Dionys. IV 74.4; V 1.4; Plut. QR. 63; Fest. P. 422L; 423L, s. v. sacrificulus rex.

16 17

Cic. Leg. II 21; Phil. II 110; Brut. 1; Dionys. II 22.3; V 1.4; Macr. Sat. III 13.11; Fest. P. 462L, s. v. Saturno.

Народное собрание, в 180 г. до н. э. выступившее арбитром в споре между верховным понтификом и кандидатом в цари священно-

iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.

действий, не относилось к калатным, поскольку было трибутным (Liv. XL.42.10). Да и сам контекст рассказа Ливия ясно говорит, что конфликт произошел не во время инавгурации, а имел длительную историю (Ibid. 8-10).

Jahn J. Op. cit. S. 23; Kunkel W. Op. cit. S. 359. Ср.: Gioffredi C. Op. cit. P. 27.

Linderski J. The Augural Law. P. 2169.

Magdelain A. «Auspicia ad patres redeunt» // Idem. Ius imperium aucto-ritas. Rome, 1990. P. 358.

Сразу восемь пророков и провидцев в один голос утверждают о неизбежности возврата России к монархии. Это Василий Блаженный, Василий Немчин, Серафим Саровский, монах Авель, Феофан Полтавский, Лавренитий Черниговский, монах Иоанн, инок Агафангел. Но лишь один из них называет время этого события. В летописях записаны слова Василия Блаженного: «Целый век Россия проживет без Царя, а правители уничтожат многие церкви. Потом их восстановят, да только народ служить возьмется не Богу, а золоту». Таким образом, время восстановления монархии приходится где-то на 2017 год.

Пророчества преподобного Авеля Тайновидца о будущем Царе.

И восстанет в изгнании из рода твоего Князь Великий, стоящий за сынов народа своего. Сей будет Избранник Божий, и на главе его благословение. Он будет един и всем понятен, его учует самое сердце русское. Облик его будет державен и светел, и никто же речет: «Царь здесь или там”, но все: «Это он”. Воля народная покорится милости Божией, и он сам подтвердит свое призвание… Имя его трикратно суждено Истории Российской. Два тезоименитых уже были на Престоле, но не Царском. Одному богатыри служили (Александру Невскому) , второй будет рожден в один день, а чествовать его в другой станут (Александр Суворов). Он же воссядет на Царский, как третий. Так что понятно как будут звать будущегоЦаря.. Ждем. Все старцы склоняются к 17-18 году восстановление монархии и приход Царя , дабы сказано Василием Блаженным России 100 лет жить без Царя.

(Говорится о грядущем Царе-Победители, который восстанет из рода Романовых в последние времена (т.е уже). Этого Царя все признают по одному его виду, потому что Господь расположит сердца людей к своему избраннику. «Его учует само сердце русское» – русское сердце! Это не значит, что все ему покорятся от одного его вида. У Царя будут враги и много. Но слова эти значат, что русское сердце, православное, сразу узрит в нем своего Царя и многие станут за Царя не на жизнь, а на смерть.)

Два тезоименитых уже были на Престоле, но не Царском. Он же воссядет на Царский, как третий. В нем Спасение и Счастье Державы Российской. Пути иные сызнова были бы на русское горе…

И чуть слышно, будто боясь, что тайну подслушают стены, старец Авель нарек самое имя. Страха темной силы ради, имя сие да пребудет сокрыто до времени…

(Когда Господь явит Помазанника станет известно его имя. Вспомнится и это пророчество. Когда будет известно имя, то окажется что это пророчество сбылось. До того время имя сокрыто от злых.) Помазанник Божий внимал словам гонимого пророка и верил, что «пророческое видение, которое видел он, сбудется после многих дней, и он пророчествует об отдаленных временах” (Иезек, 12; 27).

Фильм Монах Авель- пророчества и предсказания монаха тайновидца, прозревавшего времена. О России и о грядущем Царе. .

БУДУЩИЙ ЦАРЬ РУСИ, КТО ОН?

Владимир I Святославич (др.-рус. Володимеръ Свѧтославичь, ок. 960 — 15 июля 1015) — киевский великий князь, при котором произошло крещение Руси. Владимир стал новгородским князем в 970, захватил киевский престол в 978 году. В 988 выбрал христианство в качестве государственной религии Киевской Руси. В крещении получил христианское имя Василий. Известен также как Владимир Святой, Владимир Креститель (в церковной истории) и Владимир Красное Солнышко (в былинах). Прославлен в лике святых как равноапостольный. Ванга называла отчество будущего царя: «Владимирович». ( Продолжатель дела князя Владимира.).

Явление Преп. Серафима Саровского (2002): «То, что Я скажу передай всем! Война начнётся сразу после моего праздника. Как только народ схлынет из Дивеево, так сразу и начнётся! А в Дивеево меня нет: Я нахожусь в Москве. В Дивеево же Я, воскреснув в Сарове, приду живой вместе с Царём. Венчание Царя будет в Успенском Соборе Владимира».

Святой Феофан Полтавский, 1930 год: «В России будет восстановлена Монархия, Самодержавная власть. Господь предызбрал будущего Царя. Это будет человек пламенной веры, гениального ума и железной воли. Он прежде всего, наведет порядок в Церкви Православной, удалив всех неистинных, еретичествующих и теплохладных архиереев. И многие, очень многие, за малыми исключениями, почти все будут устранены, а новые, истинные, непоколебимые архиереи станут на их место… Произойдет то, чего никто не ожидает. Россия воскреснет из мертвых, и весь мир удивится. Православие в ней (России) возродится и восторжествует. Но того православия, что прежде было, уже не будет. Самим Богом будет поставлен сильный Царь на Престоле».

Неужели такое возможно, что 2017 – 2018 году придет Царь, Россия снова возродится как самодержавная православная империя? Известные пророчества русских святых (святителя Феофана (Быстрова), святителя Феофана Полтавского, преподобного Лаврентия Черниговского, преподобного Серафима Саровского и многих, многих других) дают утвердительный ответ на этот вопрос. С небольшими отличиями в деталях, но в единстве, по сути, эти пророчества рассказывают о том, что в стране нашей рано или поздно произойдет то, чего никто не ожидает. Россия всенародным покаянием преобразится, воскреснет из мертвых и вместе со всеми славянскими народами и землями составит могучее Царство. Окормлять его будет Царь Православный, Божий Помазанник, человек пламенной веры, гениального ума и железной воли, которого будет бояться даже антихрист.

Грядущий Царь будет избран и поставлен Самим Богом, он прежде всего наведет порядок в Церкви Православной, удалив всех неистинных, еретичествующих и теплохладных архиереев. И многие, очень многие, за малыми исключениями, почти все они будут устранены, а новые, истинные, непоколебимые архиереи станут на их место…

Прот. Николай Гурьянов. В 1997 году одна женщина спросила батюшку: «Батюшка Николай, кто будет после Ельцина? Чего нам ждать?». – После будет военный – ответил Батюшка. – А что дальше-то будет? – вновь спросила женщина. – После будет Царь Православный! – сказал отец Николай.

Ясновидящая Ванга предсказывала в 1996 году: «Новый человек под знаком Нового Учения явится в России, и он будет править Русью всю жизнь … Новое учение придёт из России – это самое древнее и самое истинное учение – распространится по всему миру и придёт день, когда все религии в мире исчезнут и их заменит это новое философское учение Огненной Библии. В Россию вернётся социализм в новой форме, в России будут крупные коллективные и кооперативные сельские хозяйства, и снова восстановится бывший Советский Союз, но союз уже новый. Россия будет крепнуть и расти, никому не дано остановить Россию, нет такой силы, которая смогла бы сломить Россию. Россия всё сметёт на своём пути, и не только сохранится, но и станет единоличной безраздельной «хозяйкой мира”, и даже Америка в 2030-х годах признает полное превосходство России. Россия вновь станет сильной и могучей настоящей империей, и вновь станет называться по старому древнему имени Русь.»

Предсказание отрока Вячеслав о будущем Царе православной Руси

Фильм Отрок Вячеслав Грядущий Царь – Русский Государь

МЕЖДУНАРОДНЫЙ НАУЧНЫЙ ЖУРНАЛ «ИННОВАЦИОННАЯ НАУКА» №0 3/2018 ISSN 2410-6070

предусмотренное ст. 6.18 КоАП РФ, содержит те же признаки, что норма ст. 230.2 УК. При этом законодатель предусмотрел, что к административной ответственности виновное лицо может быть привлечено при условии, что его действия не содержат признаков уголовно наказуемого деяния. Однако каких-либо критериев разграничения уголовной ответственности от административной диспозиции данных статей не содержат. Единственный критерий, который можно применить при сравнении указанных норм — степень общественной опасности. С учетом изложенного, считаем важным дополнить диспозицию нормы ст. 230.2 УК существенными квалифицирующими признаками, например, «использование … два и более раза», или «использование … лицом, ранее подвергнутого административному наказанию по ст. 6.18 КоАП». Список использованной литературы:

1. Пункт 22 ст. 2 Федерального закона от 4 декабря 2007 г. № 329-ФЗ «О физической культуре и спорте в Российской Федерации» // ИПО «Гарант» (доступ локальный) (дата обращения: 26.02.2018).

4. Пункт 4.4.1. Общероссийских антидопинговых правил, утвержденных приказом Министерства спорта РФ от 9 августа 2016 г. № 947 «Об утверждении Общероссийских антидопинговых правил» // ИПО «Гарант» (доступ локальный) (дата обращения: 26.02.2018).

5. Пункт 24 ст. 2 Федерального закона от 4 декабря 2007 г. № 329-ФЗ «О физической культуре и спорте в Российской Федерации» // ИПО «Гарант» (доступ локальный) (дата обращения: 26.02.2018).

6. Приказ Министерства здравоохранения и социального развития РФ от 23 июля 2010 г. № 541н «Об утверждении Единого квалификационного справочника должностей руководителей, специалистов и служащих, раздел «Квалификационные характеристики должностей работников в сфере здравоохранения». Зарегистрировано в Минюсте РФ 25 августа 2010 г., регистрационный № 18247 // ИПО «Гарант» (доступ локальный) (дата обращения 28.02.2018).

© Пешков Д.В., 2018

УДК 340

Ю. А. Швецова

студентка 2 курса МГУ им. Н. П. Огарева

г. Саранск, РФ E-mail: yulyaschvetsova@yandex.ru А. В. Биряева

старший преподаватель МГУ им. Н. П. Огарева

г. Саранск, РФ E-mail: vyazik16@yandex.ru

ГОСУДАРСТВЕННО-ПРАВОВЫЕ ВЗГЛЯДЫ ЗАПАДНИКОВ И СЛАВНОФИЛОВ:

ИСТОРИЧЕСКИЕ АСПЕКТЫ

Аннотация

В настоящей статье рассматриваются государственно-правовые взгляды западников и славянофилов,

МЕЖДУНАРОДНЫЙ НАУЧНЫЙ ЖУРНАЛ «ИННОВАЦИОННАЯ НАУКА» №0 3/2018 ISSN 2410-6070

проводится их исторический анализ, дается сравнительная характеристика, определяется их значение для дальнейшего исторического развития политико-правовой мысли.

Ключевые слова

Западники, славянофилы, государство, право, земство, управление государством, общественное движение,

крестьянство, государь, самодержавный правитель.

Изучение истории и дальнейшего пути развития Российского государства вызвало зарождение в концу 30-х гг. 19 столетия двух идейных направлений в среде столичной интеллигенции — западников и славянофилов. Западники усматривали в государствах Западной Европы реализацию идей закона, порядка, долга, справедливости. Основоположником западников был профессор Тимофей Николаевич Грановский. Также большое значение на развитие взглядов западников оказывал историк и правовед Константин Дмитриевич Кавелин.

Если история Запада заключалась в развитии правового статуса личности, то российская история была историей развития государственной власти. Как и иные западники, Кавелиным критиковалось крепостное право, в процессе и во времена подготовки крестьянской реформы он высказывал свое мнение против политических изменений, считая, что конституцию, если она будет принята в российском государстве, дворянство будет использовать в целях сохранения своих преимуществ и в борьбе против реформ.

Среди западников были рассмотрены не проекты конституции нового российского государства, а общие перспективы генезиса государства в связи с историческим развитием других европейских государств. Предельно с осторожностью западниками были затронуты проблемы самодержавия, православия, народности.

Как они полагали, развитие российского государственного строя когда-нибудь самостоятельно изберет конституционный путь развития. Главной и первоочередной проблемой западники видели также крестьянскую реформу, в связи с чем у них возникали сомнения, что преждевременное создание в России представительных учреждений по западным моделям в обязательном порядке усилит политическое значение дворянства, и таким образом, будет сдерживать отмену крепостного права. Для западников первоочередной задачей была проблема правового положения граждан.

В противоположность западникам, в конце 30-х гг. сформировались в развитии общественной мысли противопоставляющие западникам славянофилы. Они критиковали западников за то, что те разрешали проблемы основ или начал русской (и вообще славянской) жизни отрицательно, по справедливому мнению Е.С. Смирнова, усматривая особенность русской жизни в том, что в ней нет чего-то, что есть в Европе .

iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.

Основой для зарождения славянофильского движения послужила Отечественная война 1812 года, которая обострила патриотические настрои народных масс. Перед русской интеллигенцией стоял вопрос о национальном самоопределении и национальном призвании. появилась потребность определить дух России и её национальный колорит, и славянофильство должно было найти ответы на эти запросы.

Сторонники славянофильства (славянофилы, или славянолюбы) придерживались мнения о существовании для России самостоятельного, самобытного пути исторического развития. Основоположником этого направления стал литератор А.С. Хомяков, деятельную роль в движении играли И.С. Аксаков, Ю.Ф. Самарин, Ф.В. Чижов и другие.

Славянофилы, российские общественные деятели и выразители взглядов Святой Руси, оказывали огромное значение в формировании русского национального правосознания и национально-патриотического настроя. Славянофилы создали концепцию самостоятельного пути развития российского государства, утвердили мысль о спасительном значении Православия как христианского вероучения, говорили о неповторимости форм общественного развития русского народа в виде общины и артели.

МЕЖДУНАРОДНЫЙ НАУЧНЫЙ ЖУРНАЛ «ИННОВАЦИОННАЯ НАУКА» №0 3/2018 ISSN 2410-6070

В соответствии с мнением, что «государство как принцип — «ложь», славянофилы смогли сформулировать свою известную формулу: «Сила власти — царю; сила мнения — народу».

Славянофилы, как и западники, выступали за освобождение крестьян. Отдавая государственную власть государю, народ (земство) приобретал вместо свободы общественного мнения, свободу слова, мысли, печати, совести. Идеи славянофилов о правах и свободах являлись внушительным значимым элементом и принципом славянофильского государственно-правового учения.

На наш взгляд, славянофилы превзошли многих деятелей российского либерализма в изучении и защите свободы слова и мысли. Славянофильское государственно-политическое движение впервые в российском государстве в середине XIX в. сформировало общетеоретический взгляд о государстве и праве, основыающийся на традиционно-консервативных истоках православия, русской культуры и государственности, признающее самобытность русской истории, культуры и государственности, примат традиционных национально-исторических ценностей.

По мнению Ю.А. Степановой, идеологи славянофильского движения (братья Аксаковы, А.С. Хомяков, Ю.Ф. Самарин и др.) основывались на: органичности общественного и государственного строя, значительно развитой нравственности и православности государственной власти (монархического правления), невмешательства государства в область народной деятельности, единства государства, свободы общественного мнения, мысли, слова, совести, печати, общинного и земского обустройства .

Земщина являлась выражением думы, свободы мысли людей, и к ее мнению должна прислушиваться власть. Никакие преграды не должны разделять государя и народ, власть и земщину. Словом «земля» («земщина») славянофилы именовали народ, добровольно отдавший свою политическую власть Государю, но оставившей за собой право воздействовать на него с помощью свободы слова, мысли, печати, совести и общественного мнения, доводимого до царя Земским собором .

Древнерусская свобода предусматривала свободу от политики, право жить по неписаным законам веры и традиции, реализовывать себя в этической области, на которую не вправе оказывать влияние государство.

Являясь законопослушным, русское население не вмешивалось в деятельность правительства, но и правительство не должно было оказывать влияние на жизнь и быт народа, принуждая их жить по государственным правилам.

Васильев А.А. считал, что в случае несоблюдения неофициального соглашения правитель, противоправно посягнувший в границы народной жизни (духа), может быть провозглашен тираном (незаконным Государем) .

В качестве государственных дел, которыми должен был заниматься самодержавный правитель, К.С. Аксаков называл внутреннее и внешнее руководство страной, а к земским (народным) делам относил духовную, культурную и материальную жизнь населения, их обычаи и традиции.

Свободу общественных взглядов славянофилы относили к основным свободам во взаимоотношениях народа и государства (правителя), раскрывали эту свободу как правовое средство донесения до власти проблем о нуждах народа, как способ воздействия народа на органы власти.

Передавая политическую власть государю, народ (земство) приобретал взамен свободу общественного мнения, свободу слова, мысли, печати, совести. Идеи славянофилов о правах и свободах являются существенным элементом и принципом славянофильского государственно-правового идеала.

В отечественной юридической науке существовали взгляды о том, что славянофилы считали государство злом. Современный исследователь консервативной правовой мысли А.А. Васильев также считал, что государство для славянофилов — «неизбежное зло» . Причиной для такого вывода, по всей видимости, явились высказывания некоторых славянофилов о государстве как носителе некоторых отрицательных качеств.

Поиск истины в этом вопросе, по нашему мнению, чрезвычайно важный для изучения государственно-правовых идеалов русских консерваторов, которые до настоящего времени остаются недостаточно изученными. На наш взгляд, приписывание всему славянофильскому течению отрицательного отношения к государству (государство — зло) является сомнительным мнением.

Славянофилы оказали определенное положительное влияние на формирование общественно-

МЕЖДУНАРОДНЫЙ НАУЧНЫЙ ЖУРНАЛ «ИННОВАЦИОННАЯ НАУКА» №0 3/2018 ISSN 2410-6070

политической мысли о месте и роли славянофильского течения в России. Список использованной литературы:

3 Васильев А.А. Государственно-правовой идеал славянофилов / А.А. Васильев — М.: Институт русской цивилизации, 2010. — 224 с.

4 Смирнова Е.С. Институциональное оформление взаимоотношений славянских народов Европы в контексте истории и права / Е.С. Смирнова // Международное право и международные организации. — 2016. — № 1. — С. 105-113.

5 Степанова Ю.А. Политическая концепция К.С. Аксакова: дис. … канд. полит. наук. / Ю.А. Степанова. — М., 2008. — 117 с.