Мир, в котором нас угораздило себя обнаружить, — мир чрезвычайной сложности. Нет физиков, которые знали бы всю физику; математиков, которые бы знали всю математику; биологов, которые бы знали всю биологию; врачей, которые бы знали всю медицину; экономистов, которые бы понимали всю экономику; программистов, которые бы всё знали про информационные технологии. Это просто физически невозможно.

Каждый из нас знает и понимает только какой-то мизерный фрагмент реальности. И даже его — этот фрагмент — без внешних источников информации мы знаем, честно говоря, так себе, а то и вовсе — откровенно плохо.Но посмотрите на то, что творится в Сети. Это же просто какой-то карнавал-парад интеллектуального самолюбования!

Всякий считает своим долгом высказать своё «личное мнение» по любому вопросу, даже если он ни бельмеса в нём на самом деле не понимает. Странная и глупая самопрезентация… Зачем самолично выставлять себя дураком?! Но нет, даже этого не замечают.

Причём, если бы такое «личное мнение» было основано на достаточном массиве фактов, действительно проработанных комментатором, то ещё куда ни шло. Но ведь подавляющее большинство этих «мнений» основано нa других «личных мнениях» той же степени достоверности!

Наш мир просто кишит псевдокомпетентными мыслителями, горе-профессионалами, самоуверенными начальниками, недовольными всем и вся подчинёнными, журналистами, которые ни в чём детально не разбираются и лепят всё подряд; блогерами, которые заняты исключительно ростом подписчиков и монетизацией своей площадки, политиками, которым в принципе всё равно, что они несут, главное — чтобы «народу нравилось» и т.д., и т.п.

Вы думаете, кто-то из них осознаёт собственную глупость? Да ни секунды! Все в полном восторге от себя! У человека есть мнение, и он будет его себе мыслить. Почему? Откуда? На чём основано? С какой стати? В связи с чем? Каковы аргументы? Где подтверждённые факты? Это никому не интересно…

Главное для нас — высказаться, заявить о себе граду и миру! В результате все эти заявления превращаются в бессмысленный гомон голосов, человекоподобный ор, а на деле никто никого не слышит. Впрочем, это, кажется, уже никого и не беспокоит.

Беспокоит другое, хотя и немногие осознают это отчётливо. Беспокоит скука, внутренняя опустошённость, отсутствие мотивации и желания что-то делать, к чему-то стремиться.

Современный человек не может сказать, чего он хочет. У него вроде бы всё есть, всё неплохо. Но чего-то не хватает, а чего — непонятно.

Возникает тоска, накатывает чувство одиночества и бессмысленности существования, тягостное ощущение отсутствия внятных перспектив и упадок сил. Мы как шарики, из которых вдруг выпустили воздух.

Чтобы заглушить эту боль, эту внутреннюю пустоту, мы начинаем суетиться и пичкаем себя новым порциям информационного потребления — кино, сериалы, шоу, новостные ленты… Мы «заедаем» таким образом внутреннюю пустоту.

Только вот если человека, заедающего свой стресс фастфудом, легко заметить по весьма округлым формам, то информационное ожирение, которым мы страдаем все поголовно, заметить не так-то просто.

Реальные интересы людей свелись к весьма нехитрым потребностям — вкусно поесть, выпить, посмотреть что-нибудь весёленькое (или, наоборот, страшненькое), помечтать о чём-нибудь. При этом на работе желательно не напрягаться, ездить в отпуск, тусить с кем-нибудь по случаю, заводить новые сексуальные связи. И всё это фоткать, фоткать, фоткать.

Мы как будто стыдливо прячем свою жизнь за лоском всех этих бесчисленных отфильтрованных фотографий. Мы вывешиваем их в своих профилях на потребу толпе, которой на самом-то деле совершенно на них наплевать.

По сколько бы мы ни трудились над этой своей витриной, ей предстоит та же участь — быть пролистанной.

Но всё ушло в этот никому не нужный «кадр». Мы перешли от цивилизации текста и мысли — цивилизации Гутенберга — к цивилизации братьев Люмьер — бегущим по экрану картинкам и бесплотным фантазиям.

Да, само наше мышление перестало структурировать информацию, оно стало изобразительным. Люди больше не читают длинные тексты — в них «слишком много букв». Но зато они готовы часами рассматривать картинки в Instagram.

При этом подписчики социальных сетей — Instagram, Facebook, ВКонтакте, YouTube — настолько теряют ощущение времени, что проводят за этим занятием (лишённым всякого смысла) в два с половиной раза больше времени, чем им кажется. То же самое касается и интернет-шоперов, и любителей компьютерных игр, и всех прочих, кто бессмысленно зависает в сети.

Происходит системное искажение восприятия — и у тех, кто создаёт контент, и у тех, кто его потребляет.

Конечно, листая новостную ленту, вам кажется, что вы в этот момент о чём-то думаете. Но это только иллюзия. Думать и воспринимать информацию — это два несовместимых друг с другом психических процесса. Поэтому или одно, или другое. И, как правило, это, к сожалению, отнюдь не мышление.

Мы все, каждый из нас, находимся сейчас под этим ударом — наступающей цифровой цивилизации. И выстоят немногие. Выстоит лишь интеллектуальное меньшинство, которое будет способно осознать существующие риски и найдёт средство противостоять им.

Цифровое слабоумие

Состояние, о котором я рассказываю, уже получило название «информационной псевдодебильности», но оно не является психическим заболеванием.

В случае олигофрении — это действительно болезнь: у человека физически поражены ткани мозга, отчего он страдает умственной отсталостью. Здесь же ничего подобного не происходит. Это скорее тот способ, которым человек привыкает думать, будучи на постоянном крючке информационного потребления.

Кроме того, не следует путать информационную псевдодебильность с понятием «цифровое слабоумие», которое сейчас также активно входит в обиход специалистов, занимающихся детским развитием.

Ещё в двухтысячных учёные забили тревогу: выяснилось, что время, проведённое ребёнком у простого телевизора, прямо коррелирует с тем образованием, которое человек получит к 26 годам. В США дети, которые смотрели телевизор меньше часа в день, почти в половине случаев получили высшее образование, и только 10% из них не получили никакого, даже школьного. Те же, кто смотрел телевизор более трёх часов в день, в 25% случаев не получили вообще никакого образования, и только 10% из них смогли закончить вуз.

Последующие исследования, проведённые уже в наши дни, показывают, что у ребёнка, который буквально с младенчества пользуется гаджетами, наблюдаются проблемы с вниманием и запоминанием. Это сказывается на качестве его суждений и способности решать интеллектуальные задачи, а соответственно — и на успеваемости, отношениях со сверстниками, родственниками, умении контролировать свои эмоции и т. д.

К сожалению, родители всё чаще стали использовать смартфоны и планшеты в качестве беби­ситтера для своих детей. Родителей понять можно — у них мало времени и напряжённая жизнь, но за всё приходится платить.

В данном случае плата взимается в виде синдрома дефицита внимания у собственного ребёнка, патологической гиперактивности или «цифрового слабоумия». И это уже в некотором смысле болезнь, поскольку она обусловлена проблемами формирования детского мозга, но не генетическая, а приобретённая.

В общем, нельзя сказать, что мы с вами заболели своей псевдодебильностью. Мы страдаем от последствий своей болезненной информационной зависимости. В случае последовательного и системного ограничения потребления информации способность к качественному мышлению вернётся. Но, как мы видим, реалии современного мира толкают нас к обратному.

Цифровая зависимость

Неприятно это признавать, но мы все стали информационно зависимы и потребляем информацию безостановочно.

День современного человека начинается с того, что он молитвенно прикладывается к мобильному телефону — пропущенные сообщения, уведомления, почта, новостная лента. Впрочем, с этого момента он уже с ним и не расстаётся до самого отбоя. Это наша новая ладанка, наш новый священный ковчег, «крест животворящий», можно сказать.

Люди сидят в телефоне, находясь в одиночестве, общаясь с друзьями, на свидании, на работе и на общественных мероприятиях. Они сидят в нём, когда идут, когда засыпают, когда ведут машину. Как только возникает какая-то пауза, человек автоматически тянется за телефоном, чтобы снова припасть к своей хоббитовской «прелести».

Помните, ещё не так давно мы могли забыть телефон дома. Но теперь такого больше не случается. Он стал нашим физическим продолжением, дополнительным и обязательным органом нашего тела.

Ограничение интернета, отсутствие связи и wi-fi воспринимаются современным человеком как ограничение свободы, как наказание по приговору суда, а для некоторых это и вовсе «высшая мера».

Есть, конечно, ещё компьютеры, планшеты, геймпады, VR-очки и прочие гаджеты, но это всё одного поля ягоды. Мы сами того не заметили, как полностью погрузились в цифровую среду, хотя она-то, по большому счёту, нахо­дится пока лишь на этапе своего становления.

Публика ещё фанатеет от неуклюжих Instagram-ов и новоявленных чат-ботов. Но скоро технологии искусственного интеллекта обучатся визуализировать тексты и речь, к этому прибавится неотличимая от действительной виртуальная реальность, а также будут созданы механизмы имитации нашего физического присутствия в месте действия. И тогда уже — всё: мы в буквальном смысле этого слова безвозвратно уйдём в сеть.

Уже сейчас современные подростки проводят в интернете более шести часов в сутки. И это в среднем! А им ещё надо когда-то спать, выполнять домашние задания, заниматься спортом, есть, перемещаться, с кем-то общаться оффлайн, мыться, ходить в туалет, наконец. Впрочем, есть и ходить в туалет они, как вы, наверное, и сами знаете, уже вполне освоились, не покидая интернета…

Андрей Курпатов. Отрывки из книги «Чертоги разума. Убей в себе идиота!»

Интернет заменил им память, смартфон — таблицу умножения. Всюду используют веб-сервисы. Впрочем, не только дети. Недавно к нам на Летнюю школу в Саранск приехал профессор из Гренобля. В Саранске он в первый раз. Спрашивает: «Расскажите, где тут хорошее кафе? Впрочем, я могу и не спрашивать, у меня же есть Foursquare!». Взрослый дядечка всё же по привычке спросил. Дети бы полезли «чекиниться» без лишних вопросов.

Заметьте: стоит им задать вопрос, они ищут ответ в Сети. Вместо мозгового штурма сеть им подсовывает готовые варианты ответа. На горизонте забрезжила новая болезнь — «цифровое слабоумие».

Этим летом в рамках Летней школы «Наноград-2015» я вёл мастерскую по созданию призраков (ну да, я люблю эпатировать публику — на самом деле там была сплошная физика зеркальных отражений и скучная работа по резке стекла, но «создание призраков» звучало так заманчиво).

Как вы думаете, что дети делают первым делом, когда их просят нарисовать привидение?

Вот конкретная ситуация: просто надо на белом балахоне нарисовать глаза и рот. И что же они, по-вашему, принялись делать в первую очередь? Ни за что не догадаетесь.

Первым делом они достали смартфоны и стали искать примеры того, как ЭТО должно выглядеть.

Это было для меня страшно неожиданно. Я готов был ко всему — что они начнут рисовать эскизы, будут ныть, что не умеют рисовать, что никогда не видели привидения.

Нет, они достали смартфоны, открыли Google и стали смотреть картинки. По-моему, это очень о многом говорит и о них, наших детях, и о нашем представлении, как именно они работают…

Кстати, посмотрев на картинки, они нарисовали привидение. Вот оно, на фото.

Не воет, цепями не гремит, пятен не оставляет. Добродушное привидение из мастерской доктора Пеппера.

Источник: Инстаграм Школьной лиги РосНано

Что же это было? Почему вместо мозговой работы, вместо интеллектуального штурма дети предпочли открыть Google? Значит ли это, что они не думают? Не анализируют? Пользуются готовыми паттернами?

Лучше всех эту ситуацию прокомментировал мой коллега Дмитрий Покровский:

«Мне думается, что такое поведение:

а) естественно

б) продуктивно

Попробую объяснить.

Естественно, потому что это нормальный процесс решения любой задачи: нужно сперва узнать, что по этому поводу в мире уже сделано. Это базовый принцип любой науки: прежде чем писать статью, ты должен знать, что по этому поводу написано другими, и встроить свою точку зрению в систему взглядов на проблему. Современный мир с его развитой информационной структурой сводит решение этой задачи к элементарному умению поиска информации (насколько дети им владеют — другой вопрос), в этом плане нынешнему поколению несравненно легче, чем прошлым.

Продуктивно, потому что процесс творчества тоже основан на обработке имеющегося накопленного мирового опыта. За исключением редких гениев, творящих просто из прямой связи со вселенной , процесс производства нового «обычными» людьми сводится к улучшению (порой микроскопическому) имеющихся решений. И лишь с накоплением определенного опыта и развив навык такого «улучшения», творчество оказывается более продуктивным, вносящим более значимый элемент новизны в решения задач.

Я уверен, что дети всё же не копировали найденные образцы рож привидений, а, проглядев определенный массив их, создавали свой более или менее оригинальный образ, стремясь улучшить существующие или создавая тот, что кажется им более «выигрышным» в каком-либо смысле. И это и есть самый ЕСТЕСТВЕННЫЙ ПУТЬ СОЗДАНИЯ НОВОГО». Всю дискуссию «по горячим следам» вы можете прочитать в Фейсбуке.

Вы понимаете, что это значит?

Дети не заменили привычный нам мыслительный процесс «гуглением». Они просто выделили самый затратный и непроизводительный (с их точки зрения) этап — мысленный эксперимент, прикидывание возможных вариантов — и отдали его «на аутсорсинг», на автоматизированный подбор готовых образцов.

И, кстати, посмотрев образцы, они сделали всё по-своему, как видно из фото. Вы заметили тут симптомы «цифрового слабоумия»? Я — нет.

Много ли мы потеряли от того, что дети заменили мысленный эксперимент подбором образцов?

Много ли мы потеряли от того, что дети заменили мысленный эксперимент подбором образцов? Хороший вопрос. Давайте попробуем зайти с двух сторон:

1. Задача выполнена? Да, и блестяще. Налицо экономия ресурсов (минимизирована работа головного мозга), времени (Google подсказал десятки готовых образцов практически моментально), а результат получен тот же, что и при традиционном подходе. Более того, сам по себе процесс создания рисунка ничем не отличался от традиционного — никто не бросился рисовать в фотошопе или печатать привидение на 3D-принтере. Разница только в том, что, вместо того, чтобы представить варианты будущего рисунка в голове, дети «гуглили».

2. Чему мы научились в ходе выполнения? А вот тут сложнее. С одной стороны, дети научились привлекать для анализа ситуации внешнее информационное хранилище. Это очень важный опыт. Опыт, который не единожды пригодится им при решении любой задачи, связанной с оценкой текущей ситуации («базовый принцип любой науки: прежде чем писать статью, ты должен знать, что по этому поводу написано другими, и встроить свою точку зрению в систему взглядов на проблему»). Но с другой — а что при этом получил их мозг? Ведь при этом оказалась совершенно не задействованной память! В ситуации внешнего информационного хранилища она оказывается попросту не нужна. Подозреваю, что именно эта проблема больше всего волнует критиков повсеместного использования гаджетов. Память! Мы рискуем потерять память. И на фоне этого кошмара совсем забывается все положительное, что все же при этом произошло. Научился ли мозг выстраивать ассоциативные связи между образами? Да. Научился ли мозг анализировать информацию и выбирать из нее лучшее? Да.

Проведя этот маленький анализ, мы видим, что главной проблемой, которая волнует противников интернета — потеря памяти.

Но, простите, мы же знаем, что с этим делать — тренироваться! Память нужно тренировать, и никакие гаджеты, интернеты и прочие фишки тут ни при чём. Если не двигаться, то мышцы атрофируются неизбежно, какую бы суперполезную диету ты не соблюдал.

«Цифровое слабоумие» — это болезнь не тех, кто использует информационные технологии, а как раз тех, кто их не использует.

Почему десятки авторов популярных статей, разнообразные «британские ученые» и прочие эксперты пишут свои гневные опусы, обличая увлечение детей интернетом, забывая, что дело не в новых технологиях как таковых, а в их бездумном использовании, заменяющем всё?

И, если читать внимательно их обличающие материалы, то окажется, что речь идет о тривиальных педагогически запущенных случаях. Вот, к примеру, замечательная статья Л. Стрельниковой в «Химии и жизни» («ХиЖ», 2014, №12). Я пишу «замечательная», потому что, в отличие от большинства «страшилок» на эту тему, в статье предпринята попытка более или менее взвешенного анализа. Хотя и в ней масса мифов и неточностей (но об этом как-нибудь в следующий раз). Но ведь и в этой статье мы видим явную подмену понятий. Давайте проанализируем небольшой фрагмент:

1. Автор приводит в качестве примера «цифрового слабоумия», то есть слабоумия, спровоцированного использованием электронных устройств, исследование Манфреда Шпитцера. Однако идёт ли в приведенном отрывке речь об использовании этих самых устройств? Нет. О чём же на самом деле это исследование? О том, что «запоминание напрямую связано с глубиной переработки информации». А при чём здесь «цифровые технологии? Да ни при чём! Разве только о том, что исследователь не понимает, что с «цифровым» текстом можно работать не менее, а то и более глубоко, чем с бумажным. Проблема лишь в том, что в «цифровом» мире Copy and Paste сделать легче. Но это уже чисто педагогическая проблема. Исследователь просто переносит своё непонимание предмета на всю область. «Если реферат можно тупо продублировать методом Copy and Paste, значит, любые операции с цифровым текстом сводятся к методу Copy and Paste, а посему бессмысленны». Чувствуете подмену понятий?

2. Вторая подмена понятий — это противопоставление основательной работы с информацией, которой «занимаются на уроках в школе и при выполнении домашнего задания» некоему порханию с сайта на сайт в интернете. Сравнение в высшей степени некорректное. Кто спорит, что вдумчивая работа приносит больше пользы, нежели порхание? Но кто сказал, что работа в школе всегда вдумчива? В моем детстве отсутствие цифровых технологий ничуть не мешало списывать те же конспекты. И про многие школьные уроки я не могу сказать иначе, чем «порхание» с пятого на десятое. Такое противопоставление говорит о том же, что и первый пункт: автор совсем не представляет, каким образом можно выстроить проблемные задания в интернете, организовать работу с цифровым текстом.

3. Ну, и, наконец, третий вывод о причинах «цифрового слабоумия», пожалуй, самый главный. «Дети, особенно мальчики, играют больше в виртуальных мирах, чем на открытом воздухе, с инструментами и вещами». И вот тут-то я с автором соглашусь «на все сто». Вот оно, главное! Никакое оно не «цифровое», это «слабоумие»! Мы видим пример типичной педагогической запущенности: вся проблема заключается в том, что у ребёнка нет человека, который выстроил бы для него нормальную жизнь, полную детских приключений и игр, исследований и открытий. Куда как проще включить компьютер и умыть руки. Так вот она, причина «цифрового слабоумия». Она в нас, во взрослых, которые не умеют и не хотят направить активность ребенка в нужное русло.

Кстати, читая текст статьи Л. Стрельниковой, я обратил внимание на то, что она, как и многие другие авторы, упоминает знаменитое открытое письмо 200 британских учителей, психиатров, нейрофизиологов в газету «Дейли Телеграф». В этом письме, опубликованном в 2011 году, обеспокоенные учителя якобы пытались «привлечь внимание общества и людей, принимающих решения, к проблеме погружения детей и подростков в цифровой мир, которое драматически сказывается на их способности к обучению».

Более того, письмо это, наравне со знаменитым высказыванием Стива Джобса о том, что он якобы запрещает своим детям пользоваться планшетом, является одним из основных аргументов противников использования гаджетов детьми, в том числе и для обучения, в противовес традиционной системе школьных уроков.

Я не поленился и нашел текст того самого письма. Это, кстати, несложно — текст его опубликован на сайте The Daily Telegraph. И что же мы видим в тексте? Вот его резолюция:

«Наши дети подвергаются все нарастающему коммерческому давлению, они начинают формальное образование раньше, чем это принято согласно европейским нормам, и они проводят больше времени (по сравнению с европейцами — прим. автора) в классах, глядя на экраны, вместо того, чтобы заниматься активной деятельностью на свежем воздухе. Настало время перейти от осознания к действию. Мы призываем все организации и частные лица, озабоченные проблемой эрозии детства, собраться вместе, чтобы обсудить следующие вопросы:

• план совместной информационной кампании о выяснении подлинных потребностей развития детей;
• выявление того, что именно определяет «качество ухода за детьми»;
• об опасности потребительского стиля жизни, навязываемого экраном (dangers of a consumerist screen-based life-style);
• создание действительно игровой учебной программы для воспитанников детских садов и учащихся начальных школ в возрасте до шести лет;
• создание инструментов для формального образования, тестов и задач, свободных от давления на учеников;
• поддержку в каждом регионе общественных инициатив, обеспечивающих детям игры на открытом воздухе и связь с природой;
• запрет всех форм маркетинга, направленных на детей, по крайней мере на семь лет».

Вот и скажите мне, где тут речь о цифровых технологиях, злоупотреблении интернетом и цифровом слабоумии? Кто против того, чтобы дети больше гуляли, а не сидели, уткнувшись в экран? Речь тут вообще не о технологиях, а о тупом времяпрепровождении.

Как в том анекдоте: «В того бога, в которого ты не веришь, я тоже не верю».

Это письмо не за и не против увлечения интернетом или девайсами. Оно про сбалансированный подход, про то, детей нужно развивать, и «consumerist screen-based life-style» является не причиной «цифрового слабоумия» современных детей, а, наоборот, следствием нашего всеобщего наплевательского к ним (детям) отношения. Мы готовы запереть их в четырех стенах, радуясь, что пока ребенок уставился в экран, он «каши не просит».

Кадр из мультсериала «Симсоны», сезон 24, эпизод 6.

Но вернёмся к упомянутому выше Манфреду Шпитцеру. Всегда очень полезно читать первоисточники. Потому что иногда оказывается, что за уже ставшими хрестоматийными словами скрывается нечто совсем иное. В своей книге «Антимозг. Цифровые технологии и мозг» он пишет:

«Слабоумие — это не одна лишь забывчивость. Для меня феномен цифрового слабоумия означает не только то, что сегодняшние молодые люди становятся всё более забывчивыми (на это впервые указали корейские ученые еще в 2007 г.). В гораздо большей степени речь идет о снижении умственной работоспособности, утрате навыков мышления и способности к критической оценке фактов, неумении ориентироваться в потоках информации. Когда кассирша складывает «2» и «2» на калькуляторе и не замечает, что результат «400» не может быть верным, или когда банкир просчитался на 55 млрд евро, — всё это в конечном итоге означает, что никто более не задумывается над тем, что именно он делает. Очевидно, во всех этих случаях никому не пришло в голову прикинуть в уме, какой порядок величин должен получиться; вместо этого все полагались на какого-то «электронного секретаря». При этом тот, кто считает на логарифмической линейке или на счетах, должен одновременно мысленно представлять порядок величин и уж точно не выдаст абсолютно невероятный результат».

Вы заметили, что автор, известный во всем мире как пламенный обличитель вреда компьютеров, корнем зла на самом деле считает вовсе не компьютеры, а нашу пассивность, нежелание и неумение думать?

Но почему-то увязывает это неумение с компьютером. По его мнению, человек становится придатком электронной машины, передоверяя ей всё. Не споря с самим фактом, отмечу два момента.

При исследовании воздействия тех или иных технологий на детей, всегда очень важно обращать внимание на то, как сформулирована учебная задача. В приведённом в начале статьи примере про приведения дети воспользовались интернетом как внешним инструментом, который сократил им путь к цели. Во всём остальном решение осталось прежним. Если бы я попросил их, к примеру, показать, как выглядит привидение в популярном мультике, они наверняка показали бы мне экран своего смартфона. И на этом вся работа закончилась. Если задание позволяет преподнести «пассивное» решение — зачем трудиться?

А это нежелание думать и стремление при первом удобном случае переложить ответственность на «помощника» — оно проявляется только при работе с электронными устройствами? Отнюдь! Это болезнь далеко не нашего «электронного века».

В Древнем Риме «уважающий себя» рабовладелец не мог появиться на улице без сопровождения толпы рабов, которые выполняли за него массу важных функций. Причём под каждую «функцию» подбирался свой раб. Например, номенклатор. «В обязанности номенклатора было знать и называть своему господину имена встречаемых людей, которых нужно было приветствовать.

— Н. М. Елизаров»Сферы применения рабского труда (по данным произведений Цицерона)»

Не это ли прообраз гаджета, напоминающего о важных событиях?

Из всех домашних рабов Цицерона больше всего интересовали те, что были связаны с его литературной деятельностью. Услугами своих писцов Цицерон пользовался постоянно, в том числе и в своей многочисленной переписке. В письмах к близким Цицерон считал необходимым каждый раз объяснить, почему письмо написано писцом, а не собственноручно Цицероном, ссылаясь при этом на нездоровье или большую занятость.

— Н. М. Елизаров»Сферы применения рабского труда (по данным произведений Цицерона)»

Прочитав подобное, хочется воскликнуть: «Какое, милые, тысячелетие на дворе?» Кажется, кто-то недавно жаловался, что «представители поколения Copy and Paste просто копируют куски текста»? Но уж, конечно, Цицерон не принадлежит к поколению Copy and Paste…

Вообще, просматривая всевозможные исследования, посвящённые влиянию «цифровых технологий» на развитие детей, постоянно ловлю себя на мысли о том, что это не научные исследования, а сплошной детский сад. Да, исследования есть. Но удовлетворяют ли они принципам достоверности и доказательности, объективны ли они — большой вопрос.

Это может быть интересно:

Знают ли подростки о том, что поиск — это не только «погуглить»?

Это касается как исследований, призванных доказать вред, так и тех, что «за» использование технологий. В большинстве подобных работ не делается почти ничего, чтобы обеспечить достоверность и доказательность результатов. Действительно, очень часто, как и в приведенных выше примерах, мы видим, что дети хуже справляются с заданиями. Но что именно послужило причиной этого? Для пламенного борца с компьютерами Манфреда Шпитцера ответ очевиден: во всём виноваты компьютеры. Другая точка зрения — что виноваты вовсе не компьютеры, — в качестве объяснения даже не рассматривается. Вряд ли это можно считать объективностью.

Между тем представляется совершенно естественным, что виноват не «железный» компьютер, а родители, которые не уделяли ребенку внимания и бросили его на произвол судьбы (и этого самого компьютера). Что виноваты педагоги, которые не сумели найти правильного подхода к обучению в условиях все более возрастающего информационного потока, когда едва ли не главным становится умение быстро и эффективно воспринимать и обрабатывать информацию.

Умение работать с информацией — это не просто книжку пролистать.

goodreads.com

Многие ли учителя работают с текстом? Я имею в виду не пересказ параграфа из учебника, а методы эффективной работы с различными источниками информации.

Сколько учителей занимаются повышением культуры чтения через выделение в тексте основных дидактических единиц (таких как ключевые понятия, ведущие идеи, тезисы и антитезисы, факты, законы, методы, выводы, метафоры, примеры). А сколько из них работают с «экранным» текстом? А ведь текст, который дети видят на экране, довольно сильно отличается от привычного «бумажного». Но мало кто из учителей даже задумывается об этом.

Текст для наших детей по-прежнему представляет собой «священную корову», которую можно только репродуцировать, но никак не разъять, проанализировать, изучить.

Слайд из презентации «Современное образование в условиях иллюзии доступности готовых ответов»

Может быть, столь плачевные результаты тестирования сегодняшних школьников связаны вовсе не с тем, что они всё время читают с экрана компьютера, а с тем, что никто из взрослых не осмеливается указать иным текстам их место — в корзине? Не всему компьютеру, не абстрактному интернету с виртуальным пространством, а конкретным текстам, которые читают дети?

Но, чтобы сказать такое, нужно не только иметь смелость, но ещё и умение доказать, что это так. А для этого надо уметь работать с текстом, и вовсе не только с текстом бумажным. Более того, часто работать нужно с текстом, который вовсе не похож на текст литературный.

Нет желающих?

А тем временем дети показывают нам, что в этой нише вполне можно работать.

Несколько лет назад я наткнулся в сети на очень показательный урок русского языка «в стиле Web 2.0». Вот небольшая цитата из моего давнего обзора:

«Некоторые правила для непосвященного учителя могут показаться непонятными. Например, вот такое: «CapsLock в русском языке не пишется!» Мне, однако, это правило показалось очень симпатичным.

Во-первых, это шутка. CapsLock, естественно, не имеет ни малейшего отношения к русскому правописанию — это компьютерная клавиша. Но любому, у кого есть опыт общения на форумах и электронной переписки, понятно, о чём это. Клавиша CapsLock фиксирует написание только прописными буквами, что, согласно сетикету, рассматривается как крик, бурное выражение эмоций, привлечение внимания к себе. Вот, к примеру, цитата из старинного форума:

«Братья пацаки! Я обычно тихо игнорирую базары в форумах, вырос наверное. Но иногда хочется напомнить дискутирующим, что пытаться убедить в чем-то человека, который каждое предложение заканчивает восклицательным знаком, половину слов пишет с заглавной буквы, да ещё периодически яростно вдавливает CapsLock, т.е., согласно сетикету, переходит на крик, совершенно бессмысленно. Это просто экзальтированная личность, которой требуется серьезная работа с психологом, способным выявить мотивы его поведения и разработать для человека (и его окружения) индивидуальную программу — как ему работать над собой, как другим общаться с ним».

А значит, правило это, несмотря на внешний «приколизм», значит очень много: «При письме контролируй свои эмоции, уважай собеседника, старайся формулировать свои мысли так, чтобы собеседник тебя понял адекватно». Но есть у правила этого и ещё одна черта — оно афористично. «CapsLock в русском языке не пишется» запоминается блестяще. Это та самая изюминка, «фишка», которая остается в памяти у самых разгильдяйских учеников».

Приведённый пример — совершенно замечательный. Потому что, во-первых, он показывает, что учить можно в любом месте — не только сидя за партами в школе, но и в пылу игровых сражений.

Страница форума с «Гайдом по русскому языку». Тема в настоящий момент насчитывает 56 страниц.

Во-вторых (и это для меня самое важное), это ярчайший пример самоорганизации тинейджеров. Да, учителя воротят нос от «русского игрового» языка. Да, они ничего не понимают в играх и боятся их, видя спасение в тотальном запрете.

Но потребность к обучению у детей никуда не делась. И дети начинают учить друг друга. Потому что свято место пусто не бывает.

И пока родители и педагоги не придут к ребёнку, не помогут ему разобраться с этим «виртуальным миром», который, на самом деле, никакой не «дивный новый новый мир», а продолжение старого, привычного, с которым мы тоже не очень-то умеем работать, ничего у нас не получится.

Мы просто по-прежнему относимся к текстам (даже бумажным) как к священным коровам и очень боимся, что дети наши будут относиться к ним по-другому. Мы подсовываем им «нетленку» и считаем, что от этого дети будут духовно богаче. Ничуть. Они просто «скопипастят» вашу «нетленку» и будут правы — ведь она потому и «нетленка», что ее нельзя изменять.

Кто-то должен сказать детям: «Рвите!» Иному тексту уместно указать его место — в мусорной корзине, в этом и состоит одно из искусств чтения. Очень важно читать и плохие тексты. И рвать их в негодовании. Лживые тексты – и выводить авторов «на чистую воду». Ибо, если этого не делать, никогда не научишься отличать ложь от правды. И это касается не только бумажных текстов. В первую очередь это касается «электронного чтения».

Почему клиповое мышление — это не катастрофа

Но, чтобы призыв этот звучал не огульно, взрослый должен понимать, что именно читает подросток в интернете, как именно он использует своего «электронного секретаря». И показывать ему правильные шаблоны использования. Потому что возможно, поведение наших детей более осмысленно, нежели поведение взрослых. Только нам, с нашей позиции, это не видно.

Возможно, они, наши дети, уже сейчас нашли такие паттерны для работы с этим безумным информационным потоком, что нам пора их перенимать. Возможно, они нащупали алгоритмы выстраивания горизонтальных связей, не знающих времени и расстояний, тысячу сравнительно честных способов использования смартфона на уроках в школе.

Возможно, они этого ещё и не сделали. Но кто, если не мы, подскажет им, в какую сторону надо смотреть? Давайте лечиться от цифрового слабоумия!

Некоторые учителя понимают важность использования гаджетов в обучении. На иллюстрации — урок-кейс по использованию мобильного телефона на уроке от Владимира Спиваковского

Да, кстати, чуть не забыл. Вы обратили внимание на возмущённые слова, с которых начинается эта статья? Признаюсь, я вас немножечко обманул. Это не мои слова. Я забыл взять в кавычки цитату. Дело в том, что именно такими словами говорил о подрастающем поколении египетский жрец Ипувер, живший 3 700 лет назад. Ничего не изменилось.

Да, так поговорим теперь о «цифровом слабоумии»?

Под конец — небольшая история из British Medical Journal.

Как-то раз, в 1971 году, выступая перед общим собранием Медицинского общества города Портмунда, доктор Рональд Гибсон начал свой доклад четырьмя цитатами:

1. Наша молодёжь любит роскошь, она дурно воспитана, она насмехается над начальством и нисколько не уважает стариков. Наши нынешние дети стали тиранами; они не встают, когда в комнату входит пожилой человек, перечат своим родителям. Попросту говоря, они очень плохие.
2. Я утратил всякие надежды относительно будущего нашей страны, если сегодняшняя молодёжь завтра возьмет в свои руки бразды правления, ибо эта молодёжь невыносима, невыдержанна, просто ужасна.
3. Наш мир достиг критической стадии. Дети больше не слушаются своих родителей. Видимо, конец мира уже не очень далёк.
4. Эта молодёжь растленна до глубины души. Молодые люди злокозненны и нерадивы. Никогда они не будут походить на молодёжь былых времен. Младое поколение сегодняшнего дня не сумеет сохранить нашу культуру.

После того, как часть аудитории разразилась аплодисментами, доктор Гибсон открыл имена авторов цитат. Первая заимствована у Сократа (470–399 гг до н. э.); вторая у Гесиода (ок. 720 г. до н. э.); третье изречение принадлежит египетскому жрецу Ипуверу, жившему за 1700 лет до н. э.; четвёртая обнаружена совсем недавно на глиняном горшке, найденном среди развалин Вавилона. Возраст этого горшка — свыше 3 000 лет.