«Сети» – песня группы «25/17» и Бранимира. Премьера композиции состоялась 10 марта 2015 года.

25/17 и Бранимир – Сети – слушать

Интересные факты о песне

Песня «25/17» «Сети» — это первый опыт сотрудничества коллектива с рок-бардом Бранимиром. Музыкантов объединяет схожее мировоззрение и взгляды на будущее страны. Сама композиции посвящена дебатам в социальных сетях по поводу и без.

25/17 и Бранимир – Сети – текст

От коловрата до шаббата…
От Колорада до штрафбата…
Кому «Лёд 9», кому дед 8.
Всё лучшее детям, всё худшее взрослым.
Кому-то Новый год, кому-то старый гад,
Где-то идёт град, где-то стреляет «Град»,
А ты, давай, будь рад, как будто хавал бутират…
А? Чё? Пляшем, вяжем бант на жопу.
Московский каганат, всемирный халифат,
Тут будет ад, ямы копать – на всех не хватит лопат.
Сдавай в ломбард iPad, купи «Сайгу» и маслят…
А? Чё? Пляшем, лижем блант, как жопу.
И в нашем Дэдвуде наступит «Шеймлес»,
Танцуй, как Фрунзик, в которого вселился бес.
«Этот поезд в огне…» — поёт вагон-ресторан.
Каждому барану – свой Курбан-байрам.

Тятя, тятя, наши сети притащили мертвеца,
Ловким пальцем крутим ленту, новостную с утреца.
Сегодня ты, а завтра я,
Сегодня ты, а завтра я.
Сегодня ты, а завтра я,
Вчера был птицей, теперь – змея.

Кому iPhone и «Сваровски»,
Кому Афон и Саровский.
Дары волхвов, дары данайцев,
Пасхальные яйца, Павленского яйца…
Тут шутки – Пелевин, тут жуткий Прилепин.
Кому Ангела Меркель, кому Марин Ле Пен,
Кто-то голову на грудь, кто-то буйную на пень,
Продолжается трансляция тени на плетень.
И больше не спасёт мозги кипа из фольги…
О’кей, Гугл, как выглядят мои враги?
Давай беги, run, Форест, run, Форест Гамп!
Кто не скачет – тот Паскаль, jump, Форест, jump!
Jump round, Вася, всё идёт по кругу,
У них в кармане фига, в твоей тарелке фугу.
Мой текст вращается по часовой – коловрат.
Брат резал брата, Христос был за тебя распят…

Тятя, тятя, наши сети притащили мертвеца,
Ловким пальцем крутим ленту, новостную с утреца.
Сегодня ты, а завтра я,
Сегодня ты, а завтра я.
Сегодня ты, а завтра я,
Вчера был птицей, теперь – змея.

Не отделяя зёрен от плевел,
за жмуриком – жмур, за левелом – левел.
Повтор, упрощение, пустые слова.
Как «лошадь хромая» чадит голова.

Тятя, тятя, наши сети притащили мертвеца.
Ловким пальцем крутим ленту, новостную с утреца.
Сегодня ты, а завтра я.
Сегодня ты, а завтра я.
Сегодня ты, а завтра я.
Сегодня – я…

Другие песни группы

• Раскаленные будни
• Подорожник
• Просто
• Еще одно место под солнцем
• Ранен

И враги человеку — домашние его

Потому, показывая, что Он же Сам одобрял и бывшее в Ветхом Завете, вспоминает и о пророчестве, которое хотя не на этот случай сказано, однако объясняет то же самое. Какое же это пророчество? Враги человеку – домашние его. И у иудеев случилось нечто подобное. И у них были пророки и лжепророки; бывали также в народе разногласия, и дома разделялись. Одни верили тем, другие другим. Поэтому пророк, увещевая, говорит: Не верьте другу, не полагайтесь на приятеля; от лежащей на лоне твоем стереги двери уст твоих. … враги человеку – домашние его (Мих. 7:5–6). А говорил это для того, чтобы тех, которые примут учение, поставить выше всего.

Не смерть, ведь, зло, а худая смерть – зло. Потому и сказал: Огонь пришел Я низвести на землю (Лк. 12:49). Говоря это, Он показывал силу и горячность той любви, какой требовал. Так как сам Он много нас возлюбил, то хочет, чтоб и мы любили Его столько же. А такие слова и апостолов укрепляли и возвышали в духе. Если и ученики ваши, говорил Он, будут оставлять сродников, детей и родителей, то каковы, подумай, должны быть вы, учителя! Бедствия эти не кончатся на вас, но перейдут и на других.

Беседы на Евангелие от Матфея.

Дома, среди самых близких людей, мы сдаем свой первый экзамен в духовной жизни.

В Новом Завете заповедь о любви к ближнему – возлюби… ближнего твоего, как самого себя (Лк. 10, 27), – сочетается с предупреждением о том, что враги человеку домашние его (Мф. 10, 36).

Если кто, – говорит Христос, – приходит ко Мне и не возненавидит отца своего и матери, и жены и детей, и братьев и сестер, а притом и самой жизни своей, тот не может быть Моим учеником (Лк. 14, 26). И при этом – кто о своих и особенно о домашних не печется, тот отрекся от веры и хуже неверного (1 Тим. 5, 8).

При всей внешней противоречивости этих слов речь в них идет об одном и том же – о любви: сначала – к Богу, а потом – к ближнему. Возлюбить ближнего, как самого себя,– значит, и желать спасения ближнему, как мы желаем спасения самим себе.

Домашние становятся нам врагами, то есть людьми, которые вольно или невольно желают нам зла, только в том случае, когда пытаются отвратить нас от веры или от жизни по вере. Но и здесь и даже в самых тяжелых случаях остаются в силе слова: любите врагов ваших, благословляйте проклинающих вас, благотворите ненавидящим вас и молитесь за обижающих вас и гонящих вас (Мф. 5, 44).

Отсюда заповедь о том, чтобы возненавидеть своих близких, – это не призыв к ненависти в привычном смысле этого слова. Мы призваны лишь отвергнуть пристрастие к своим близким, – ту слепую любовь, которая греется и питается любовью к себе в ущерб любви к Богу.

Один из примеров такой любви как бы к ближнему описан в житии преподобного Амвросия Оптинского, изданном Оптиной Пустынью вскоре после его преставления, в воспоминаниях одной из духовных дочерей старца.

N позднее стала монахиней в Шамордино, но в тот момент она была обычной мирской женщиной. У них с мужем был на примете жених для дочери, «впрочем, – как пишет любящая мама, – не без согласия на то и ее самой» (!). Одним словом, молодой человек понравился прежде всего самой N, и ее дочь «добровольно» согласилась с выбором матери.

N не сообщает никаких подробностей об этом молодом человеке, кроме того, что его занятия «требовали постоянного его присутствия на месте его жительства, обещал ему блестящую будущность, за которой он гнался, как за привидением».

Предполагаемая женитьба, таким образом, все время откладывалась, «отчего, – признается N, – больше всех страдало мое материнское, любившее и самолюбивое сердце».

Казалось бы, все говорило о том, что молодой человек не слишком заинтересован в женитьбе, и не ради кого-нибудь, а ради собственной дочери N должна была отказать ему. Но вместо этого она продолжала лелеять свои мечты, а чтобы над ней не стали смеяться, подготовка к женитьбе была строжайшим образом засекречена.

Между тем время шло, а дело не двигалось. Чем дальше, тем тяжелее ей становилось, и N решила написать в Оптину Пустынь к преподобному Амвросию Оптинскому.

Она уже раньше писала старцу в связи с болезнью мужа, и в тот самый момент, когда он получил письмо, состояние больного начало улучшаться. Теперь, не описывая дела подробно, она лишь назвала в письме имена дочери и ее жениха и просила усердно помолиться о здравии обоих.

Преподобный Амвросий Оптинский

Получив письмо, старец (как рассказали ей знакомые, оказавшиеся в тот момент в его приемной), выйдя на общее благословение, сказал при всех: «Я получил письмо от г-жи N (и назвал ее фамилию и город, где она жила). Чудачка! У ее дочери, должно быть, есть жених, а они это даже и от нас скрывают!»

Тогда же N написала и жениху своей дочери, спросив, почему он не едет и молчит. Через некоторое время она «получила ответ, но какой? Это было письмо или пьяного, или сумасшедшего. Оно разрушило, – пишет N, – все наши надежды, оставляя глубокую рану в сердцах наших». И в первых числах июля 1886 года N вместе с дочерью отправилась в Оптину.

Старец пригласил их втроем с родственницей, которая их сопровождала. Вначале он спросил саму девушку: «Ты имеешь что-нибудь сказать мне?» Сильно смутившись, она ответила: «Мать Вам все скажет» (о, бездна материнской любви!). Затем они с родственницей вышли, и N осталась со старцем наедине.

Тут она «начала говорить о неприятном, поразившем ее письме жениха дочери, о непонятном для них его поведении и о своем оскорбленном самолюбии». О тревоге за судьбу своего ребенка N почему-то ничего не сказала, – видимо, не это ее волновало.

Старец сам перевел разговор на эту тему: «Бог отвел его от твоей семьи; он небогомольный, не по твоей семье. Если бы состоялся брак, он через четыре года бросил бы ее». N стала убеждать старца, что он человек хороший, бывает в церкви и из хорошей семьи.

Старец ответил: «Был хорош, – мог измениться. Ходит в церковь, – а зачем? Это не кровь и не плоть твоя, – чего ручаешься? Ты во всем виновата. Какая глупость была – тянуть дело столько лет! Бросить теперь же все, не писать и не узнавать о нем! Забудешь,– все пройдет. Нападет на тебя тоска, читай Евангелие. Ступай! Слышишь? Отнюдь не узнавай о нем!»

N вышла от старца. В душе у нее все перевернулось. Ей казалось, что старец разрушил все ее надежды. Позвали и девушку, но она скоро вышла от старца задумчивая. Выйдя из хибарки, N села на скамейку около скита и горько, неутешно заплакала. Ее сердце разрывалось от разрушенной надежды. Ей казалось невозможным то, что старец велел ей сделать. Дочь же ее была спокойна и весела, у нее как бы вся скорбь отлегла.

Впоследствии она передала такие слова старца, ей сказанные: «Не говори матери, – твой жених пропадет совсем». На следующий день, прощаясь со старцем, N сказала: «Если, Батюшка, устроится все по моему желанию, то я отдам вам свою волю» (какую цену мы бываем готовы платить за исполнение своих пожеланий!) – и попросила его, чтобы никто не знал того, о чем она с ним говорила. Старец, улыбнувшись, ответил: «Твой секрет на весь свет».

N вернулась домой в спокойном расположении духа, но затем ее стала одолевать тоска. Она стала читать Евангелие, но от наплыва мыслей даже не понимала, что читала. В душе ощущалась борьба; ей казалось, что ради послушания старцу она добровольно разрушает счастье дочери.

Вскоре N опять поехала в Оптину. «Ты его любила, – сказал ей старец,– от того и искушение». Она попросила научить ее молиться. Старец сказал: «Молись так: Господи Иисусе Христе, помилуй нас троих и сотвори в нас троих святую волю Свою. Слышишь? Иначе не молись». – «Опять, – пишет N, – мне это было сильно не по сердцу. Я молилась и просила всегда у Господа, чего мне хотелось».

N приехала домой и стала тосковать еще больше. Заботливая подруга предложила узнать, что случилось с молодым человеком, и, вопреки тому, что говорил ей преподобный Амвросий, N дала на это свое согласие. Ответ пришел быстро: «Просили спасти от неминуемой ужасной смерти, для чего требовалась высылка порядочной суммы денег».

С согласия своих домашних N послала ему последнее, что у них было; на этом переписка закончилась навсегда. Как и предсказывал старец, жених пропал совсем и, кроме того, за ним оказалось долгу тридцать тысяч тогдашних рублей.

N поехала к старцу: «Простите, Батюшка, я вам не поверила!» – «Почему же ты мне не поверила?», – с любовью спросил ее старец. N ничего не ответила, однако же ясно, что кумир, созданный ею в лице этого молодого человека, и себялюбивое желание устроить жизнь дочери по своему вкусу заслонили для нее и соображения здравого смысла, и волю Божию, и слова старца.

Сколько подобных историй – и не с таким благополучным концом – знает каждый из нас?

Чтобы не стать главным действующим лицом в одной из них, спросим себя:
Мы любим людей такими, каковы они есть, или какими они «должны быть»? Если мы любим созданный нами образ, а не самого человека при всех его слабостях, то мы любим не его, а себя.

Умеем ли мы слушать: мужа, жену, детей, родителей, друзей, недругов, – стараемся ли их понять? Если мы больше говорим о себе, чем слушаем, то мы сосредоточены на себе и своих чувствах, а не на других людях.

Можем ли мы смириться с тем, что нашим близким иногда хорошо и без нас? Что они и без нас находят добрых советчиков? Что они и без нас иногда поступают разумно? Что они и без нас хорошо себя чувствуют? Что они и без нашей заботы здоровы? Если такая «самостоятельность» наших близких нам не в радость,– мы любим не их, а свои чувства по отношению к ним.

Если нам не воздают «должное», – изменяет ли это наше отношение к этим людям? Если да, то мы больше заботимся о том, что другие о нас подумают, а не о самих людях и не о собственных наших поступках.

Мы заботимся о том, чтобы наши близкие стали лучше, – стали более добрыми, сильными, умными, ответственными и самостоятельными, – или чтобы они прежде всего поступали так, как нам нравится? Во втором случае мы не столько их любим, сколько хотим сделать их для себя удобными.

Итак, кого же мы любим, – ближнего, как самого себя, или себя через ближнего?

И если наши чувства к ближним и дальним мешают нам видеть, принимать и любить их такими, каковы они есть, найдем в себе силы перешагнуть через эти чувства, – и с ними исчезнет одно из препятствий для любви к Богу и к ближнему.

Из книги «Чтобы с нами был Бог»

Аудиофайлы предоставлены «Библиотекой Предание»